Новости – Общество
Общество
«Доктору покажусь, если раньше не рожу»
Социальные работники делают обход семьей, «находящихся в сложной жизненной ситуации» в одном из районов Новокузнецка. Фото: Павел Лавров
Как живут те, кого называют неблагополучными
23 января, 2015 14:41
18 мин
По терминологии соцзащиты эти семьи «находятся в сложной жизненной ситуации», чаще их называют проще: неблагополучные. Они несчастны каждая по-своему, но за редкими исключениями их беды объединяет то, что люди теряют цель и начинают жить по инерции.
Абашево — поселок на окраине Новокузнецка. В начале XX века здесь появились первые новокузнецкие шахты. Застраивался поселок хаотично: временные камышитовые домишки, бараки, коммуналки. Сейчас в Абашево есть многоэтажки, коттеджи, парки и торговые центры, но частный сектор до сих пор занимает обширную часть поселка.
Катя
Екатерина живет в «комнате с подселением», по сути — в обычной коммуналке. Она встречает нежданных гостей в пижаме, пинками прогоняя из прихожей тявкающих щенят-дворняжек.
– Катя, что с тобой? Тебе плохо? Или ты опять с лестницы упала? — удивляется соцработник, замечая скованную походку хозяйки и то, как она придерживает ребра над сердцем. — Вы опять подрались что ли? Что вас мир не берет?
– Да не, мы не деремся, — начинает оправдываться Катерина. — Это грыжа у меня вылезла, кое-как хожу.
– А доктор что говорит?
– Какой доктор? Само заживет.
У Кати нет многих нужных документов. Паспорт еще выправила, а до остального руки не дошли. В том числе нет медицинского полиса, вот и не ходит в поликлинику, надеясь на природную способность организма к регенерации. На работу, говорит, не ходит по той же причине: сложно проходить медицинский профосмотр, не имея страховки.
– Только на него мне больше двух тыщ надо. Где я такие деньжищи найду? — кричит она в ответ на вопросы инспектора. — Без работы денег нет, значит, нет справки, нет справки — нет работы и денег. Вот те и колечко.
На кухне курит в форточку мужчина. Руки расписаны татуировками.
– Живете здесь?
– Это мой! Мой! Мой мужик! — хромает на кухню Катя.
– Был же другой? — удивляется соцработник.
– Ну. Был, — кивает хозяйка. — Теперь этот.
– Мама, ты обещала яичко! — прибегает на кухню белокурая босая девчушка лет пяти.
– Сейчас пожарю, возьми пока печенюшку, — Катя дает дочери галету. Девочка усаживается на табуретку, начинает обкусывать печенье по периметру — там кромка зажаристая, хрустящая.
– У вас вообще покушать в доме есть? Чем ребенка кормите?
– У нас много. Вот, и крупа есть, и майонез. Сейчас яйца буду жарить. Мы в магазин еще не ходили сегодня, — мамочка демонстрирует полки кухонного шкафа и холодильника.
Соседи на Катю и ее нового сожителя не жалуются. Пьют в меру, не шумят. Не то, что раньше. А что живут бедно — так кто сейчас богат? Компаний не водят, вертеп не устраивают. Даже чистоту соблюдают. И у себя в комнате, и в общем коридоре. В общем, картина благополучная.
Катерине устраивают строгую отповедь за то, что по-прежнему тянет с документами, ленится оформить детское пособие и прочие меры социальной поддержки, не отдает ребенка в садик, не работает. И вообще ее образ жизни пока далек от приемлемого, хотя есть явный прогресс. Видимо, испугалась, когда семью взяли на учет как неблагополучную и пригрозили лишением родительских прав.
– Катя, ты, главное, не пей. Ты о ребенке думай. Какой пример она видит? И живите дружно, а то грыжа твоя никогда не заживет. Смотри, мы проверим.
Дверь закрывается под традиционные обещания: пить — нет, работать — да, детей любим и будем кормить.
– Ну, на самом деле, не все так плохо, — вздыхает Лариса Смирнова, специалист районного управления соцзащиты. — Сегодня она хотя бы трезвая. Поймали бы за пьянкой — был бы другой разговор. А в комнатке у них на самом деле чисто. Как будто ждали нас.
Лена
Двор многоэтажки обильно украшен расписными снеговиками и ледяными дворцами: сказываются недавно отгремевшие новогодние праздники. У подъездов припаркованы иномарки. На входной двери новенький домофон. Бывает, что неблагополучные семьи живут в престижных новостройках.
Обзваниваем все квартиры подряд: в нужной — не отвечают, а проверить адрес надо обязательно. Наконец кто-то берет трубку.
– Откройте, администрация! — просят инспекторы. — Мы к вашим соседям!
Достучаться в квартирную дверь оказалось легче. Соцработников встречает крепко выпивший пожилой мужчина.
– О-о! — разочаровано тянет инспектор. — С утра пораньше?
– Я у друга был. Имею право, — тщательно артикулирует дедушка.
– Лена где?
В квартире следы застолья. Причем оно затянулось настолько, что закуска успела сгнить в банках прямо на столе. Мерзкого сладковатого запаха не может перебить даже вонь от ощетинившейся окурками пепельницы. Под диваном — батарея пустой тары.
– А ведь мы вашу семью хотели с учета снимать. Вы же детей в школу отдали, пить бросили, квартиру новую получили. Так все хорошо шло! И что теперь случилось? — отчитывают деда инспекторы. Тот в ответ пытается что-то объяснить, но выходит сумбурно.
– Пойдемте. Тут все ясно, — разочарованно вздыхает соцработник, безуспешно пытаясь разбудить бабушку. — Дети, которые здесь живут, я их знаю — золотые ребятишки. Они сейчас в ОДП, отделении дневного пребывания. Это что-то вроде продленки при соцзащите. Можно играть, уроки делать. Там сверстники. Телевизор, опять же. Жалко только, что работает ОДП только до 17:00.
– А вечером они сюда вернутся?
– Ну а куда? Здесь их дом. Это их родные бабушка и дедушка. Еще мама где-то должна быть, но ее нынче дома нет.
– Лена на работе! — связал-таки осмысленную фразу дед.
– Лене записку передайте! Скажите, пусть обязательно позвонит!
Пока спускаемся на улицу, замечаю, как расстроена Лариса Ивановна: чуть ли не до слез. Успокаивается она уже в служебной разъездной «Газели».
– Лена, которая мамочка, она на самом деле исправляться начала. Проверяли: она правда работает. У нее раньше тоже были проблемы с алкоголем. Но выкарабкалась. Мы уже документы приготовили, чтобы снять семью с контроля, чтобы не было у них статуса неблагополучной. А тут такой поворот! Если старшее поколение в запое, представляете, каково бывшей в зависимости в эту квартиру вернуться и удержаться от соблазна выпить рюмку? А детям каково такое видеть? Подвели Лену родители. И внуков своих подвели. А лишать их родительских прав на старости лет как-то поздновато.
Наташа
Дверь выглядит так, будто недавно ее ногой выносили с петель: напротив замка фанера проломлена. Может, потому и не заперто до сих пор. Хозяйка готовит салат из свеклы. Руки красные.
Мальчонки-погодки. Тот, что ходить еще не умеет, с дикой скоростью ползает на четвереньках между диваном и кроваткой, а который постарше, шлепает босиком по дощатому полу, время от времени подбегая к маме и выпрашивая поесть. Она отщипывает ему кусочки мякиша от хлебной булки. Парнишка убегает, работая челюстями.
– Ната, ты что, снова беременная? — приглядывается Лариса Ивановна к животу девушки.
– Нет.
– Ну, кому ты врешь-то? Когда срок?
Наташа вздыхает, перестает кутаться в полы халата и выпрямляется. Беременность становится очевидна. На этом сроке ее уже не скрыть.
– Да уж на днях рожу, наверное.
– Вот молодец! А в консультацию на учет встала?
– Да на что она мне сдалась? Что я, не знаю, как детей рожать? Мне как бы не впервые.
Дверь открывается, впуская уличный холод. Заходит подросток лет 17-ти. Останавливается в недоумении: не ожидал, что в бараке будет так многолюдно.
– Брат мой. С нами живет. С детьми помогает пока что, — объясняет инспекторам Наталья.
Дети при виде парня радостно визжат, старший бросается ему на руки, младший начинает ритмично приседать, держась руками за подлокотник дивана.
– Я к детям, — смущенно говорит парнишка, подхватывает племянника и выдает ему гостинец: конфету на палочке.
Разговор возвращается к третьему ребенку, которому появиться суждено со дня на день. Вещи — ладно, вещей осталось много от старшеньких. Ванночка тоже имеется. Подгузники могут быть и из марли.
– Да не собираюсь я от него избавляться! На помойку не выкину и не продам, если вы об этом! И не ради материнского капитала я его рожаю! — раздраженно взрывается мамаша.
– Он хоть желанный? — миролюбиво спрашивают соцработники.
– А вы сами как думаете? — продолжает грубить девушка.
– А чего тогда прятала беременность? Ты же за это время могла все пособия оформить.
Наталья, как и многие матери из неполных семей, категорически отказывается хлопотать о мерах социальной поддержки. Справки собирать не спешит. В итоге — пустой холодильник, дети не стоят в очереди в детсад, не имеют возможности бесплатно съездить в санаторий и так далее.
– Что я, за 500 рублей буду по очередям высиживать? — фыркает мамочка.
– А ты посчитай. И эти 520 на каждого, заметь, ребенка, и льготы посчитай: за ЖКХ, за детсад, областные выплаты, городские выплаты, все выплаты эти «копеечные» как ты говоришь, сплюсуй. Вполне приличная сумма получится. Детям на молоко — что они тебе, лишние? А материнский капитал тебе что — копейки? Что за лень и инерция такая в тебе? Откуда? Ты же умная девка, ну соберись с силами. И будь человеком, покажись доктору в консультации.
– Покажусь-покажусь. Если раньше не рожу, — улыбается девушка, заканчивая перемешивать тертую свеклу.
В этом бараке — коридорная система. Все комнаты выходят в общий вытянутый холл. Пока идем к выходу, успеваю услышать из-за тонких соседских дверей и пьяную ругань, и тяжелый рок, и громкие ахи-охи и чей-то урок игры на скрипке.
– Я постеснялся сам девушку про возраст спросить, но она очень молодо выглядит, это меня несколько смутило, — обращаюсь я к Ларисе Ивановне. — Сколько ей лет?
– Вот когда она в первый раз забеременела, это было важно. А сейчас? Она многодетная мать.
Ольга
Эту семью никак нельзя назвать неполной. Скорее — переполненной. У Ольги — братья и сестры, у каждого свои дети. У кого трое, у кого и пятеро.
– В однокомнатной квартире мы жили. На каждого члена семьи один квадратный метр приходился. Спали по очереди. Конечно, тяжело, — вспоминает Оля свое прежнее житье. — Вот и попали на учет как неблагополучные, но у нас никто не пил, не буянил, ничего такого. Наоборот, всегда мирно жили. А в такой тесноте попробуй не поживи мирно!
Ольга, ее муж и пятеро детей совсем недавно съехали из переполненной городской квартиры и зажили отдельно от многочисленной родни. Через районную администрацию удалось выхлопотать жилье на окраине. Бывшее здание санэпидстанции наскоро переделали в жилой дом. Теперь у каждого из детей есть отдельное спальное место.
– Как! У вас! Тепло! — радуются инспекторы, разматывая шарфы. Мимо с гиканьем проносится ватага ребятишек, босоного отшлепывая по коврикам.
– Отопление у нас дай Бог каждому. Котельная-то шахтовая закрылась, так мы свой котел поставили и трубы по всему дому протянули. Уголь у нас льготный. Утром ведро закинешь — весь день Африка.
Дом теперь нужно официально оформить. Либо в собственность, либо в социальный наем, как получится. Как решат ответственные чины в администрации. Пока характеристика у семьи самая благоприятная. Алкоголя соцзащита не нашла даже на Новый год. Холодильник забит продуктами, всего в избытке — от сала до детских лакомств вроде мороженого. Оба родителя работают. Дети посещают учреждения образования сообразно возрасту: младшие в садике, старшие в школе.
– Вон сидит горюшко мое, — кивает Ольга на подростка, склонившегося над планшетом. — В школе у него какие-то конфликты. Такие, что он туда напрочь ходить отказывается. Три года сидит в пятом классе из-за этого. И умненький, а не ходит и все тут. Хотели в другую школу перевести, так там не берут: говорят, не положено, не по микроучастку мы им, не относимся к месту жительства.
– Ну, этот вопрос можно и форсировать, — пожимает плечами Лариса Ивановна. — Давайте приходите к нам, напишем заявление, попробуем через районо решить. И вообще, хватит вам в неблагополучных ходить. С жильем вы ведь решили проблему? Давайте так: остаетесь у нас многодетными.
Ватага ребятни проносится по коридору в обратную сторону с теми же визгом и гиканьем, перепрыгивают через стоящие в углу наборные гантели. Один из парнишек успевает на бегу ударить ногой по висящей на самодельном турнике боксерской груше.
Таня
Чтобы попасть к Тане в дом, надо взобраться по обрыву. Есть и пологая дорога (сильно в объезд), но зимой ее заметает наглухо, остается только вертикальная тропка. Во дворе на цепи сидит лохматая псина. Не поднимая головы с передних лап, лениво гавкает сквозь зубы ровно три раза и снова засыпает: долг выполнен.
Дома — сама Татьяна, двое ребятишек и Танина свекровь. Бабушка смотрит новости по телевизору, охает при сообщениях из Украины и на происходящее в доме не обращает внимания. Младший мальчик егозит под столом, сооружая из подручных средств то ли крепость, то ли хитроумную ловушку для черного котенка. Котенок тут же — ластится к детским рукам и острым коленям.
– Детей не отдам, — с порога заявляет Таня. — Я работу нашла, вот, видите, одетая стою. Мне на работу надо. В приют не отдам.
– Таня, подумай хорошо, — уговаривают ее работники соцслужбы. — Это же не навсегда. Это не по решению комиссии, не принудительно и не из-за того, что инспекторы у вас в доме нашли какие-то нарушения. Это называется «на время сложных жизненных обстоятельств». Можно на три месяца, на полгода ребятишек пристроить, а как с деньгами будет полегче — приехать и забрать обратно.
Услышав про приют, старший парнишка прячется за мамины коленки и крепко вцепляется в ее ладонь. Выглядывает оттуда настороженно, дичится. Таня чуть не срывается на плач.
– Говорю же — не отдам. Я вам старших тоже на время отдавала, до сих пор забрать не могу. Этих не отдам. Сама подниму, сама выкормлю. Мне мастер с бывшей работы позвонил, обратно на работу зовет, я пойду. Я и дворником работаю. Пусть денег немного, но на еду хватит.
– Отец ребятишек работает?
– Пока рассчитался. Сегодня только. За трудовой книжкой ушел, скоро должен подойти. Он тоже работает. У нас и еда есть, и одежда есть. Мы не пьем. У нас все хорошо.
Во дворе снова гавкает пес. Снова ровно три раза. В сенях скрипят половицы.
– Здравствуйте! — отец ребятишек улыбчив, опрятен. В руках пакеты с покупками: кефир, яйца, крупы, консервы, мясо. Спиртного нет.
– Расчетные отдали мне. Трудовую отдали. Завтра выхожу на новую работу — охранником в супермаркет, — рассказывает он сразу и жене и инспекторам. — На новом месте получать буду прилично. Обещают 15 для начала. Там ждут уже. И график удобный: по суткам.
– Говорю я вам: проживем, — обнимает старшего сына Татьяна.
– Раньше как было: придешь в исполком, там ребятенку место в садик определяют! — вдруг кричит из-за телевизора свекровь. — А нынче где его взять-то?
– Так и сейчас места в садике есть. Что вы думаете? Причем вам как многодетной семье это бесплатно абсолютно! — удивлена Лариса Смирнова.
После недолгого обсуждения Таня обещает, что обязательно попросит пристроить детей в садик. Если рядом с работой — так вообще удобно. Главное, чтобы с работы не выгнали. И собирается идти.
– А ребенка куда в такую погоду? — удивляются инспекторы, увидев, что старшего сына Таня берет с собой.
– А что такого? Пока я работаю, он рядышком. Свежим воздухом подышит, погуляет, — она поправляет малышу шарф. Работает Таня в местном ТСЖ. Дворником. Работы нынче у нее много: снегопады, все не разгребешь.
– Много нынче дворник получает, если не секрет?
– Шесть тысяч.
– И хватает?
– Если не пить.
Инспекторам и Тане с малышом в одну сторону, они предлагают подвезти на служебном фургоне. Таня стесняется, долго не может найти в салоне место для лопаты, которую зачем-то носит с собой.
– Что, на работе лопат своих нет? — смеются соцработники.
– Есть. Эта просто ухватистая, с нею удобнее. Домой забираю, кабы не утащили. Знаете ведь: общее — значит, ничье.
Танин сынишка устроился на автокресле и прилип к окошку: улица из окна машины совсем иначе выглядит.
– Вон мой дом, щас проезжать будем, — показывает Таня. — Мы сейчас-то в мужнином доме живем. А так у меня свой есть. Старый, правда, сломался давно. Он сломался, когда я еще в детдоме была. Я ж и сама детдомовская. Знаю, как оно там, в приютах ваших. Починить бы дом. Пока не на что. Вот если на работе задержимся, то может, к лету. Платили бы еще нормально.
Высаживаем пассажиров у перекрестка. Мальчик пару раз оборачивается и машет нам рукой на прощание.
– Это очень крепкая семья. Таня с мужем уже 11 лет, редкость. Обычно в такой ситуации сожители быстро меняются, — рассказывает Лариса Ивановна. — Но у них любовь. Таня-то прежде была красавицей писаной. Я ее помню цветущей, радостной. Правда, постарела быстро, не по годам. Алкоголь проклятущий. Сейчас вроде завязала. Муж первый себя в руки взял. По местным меркам он — белый воротничок, голубая кровь, из городских. Аристократ. Не пьет.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
