«Уж 70 лет как Победа, а они все воюют»

Старейшая жительница Кузбасса Евдокия Третейкина. Фото: Павел Лавров

За кого переживает и над чем смеется старейшая жительница Кузбасса

Павел Лавров

2 марта, 2015 14:17

11 мин

Лет до 100 у нее почти ничего и не болело. Ну, в смысле так, чтобы серьезно. А вот к 110 годам здоровье пошатнулось. Самое обидное — ухо заболело. Теперь чтобы поговорить с Евдокией Третейкиной, собеседнику приходится кричать.

– Что мне про себя рассказывать, милый мой? — удивляется Евдокия Тимофеевна. — Такую жизнь прожила! Столько лет, что уж и сама себя не помню. Но вот все тягаю себя. Держуся.

День рождения Евдокии Третейкиной совпал с датой, которая останется в истории страны под именем Кровавого Воскресенья.

– Родилась я в Белоруссии, 22 января 1905 года. И просто в деревне жили. Ну, тяжко. Тогда какая самая беда была? Тиф. Бронхами до сих пор слаба. Все из-за пыли. Кто тифом болел? Кто хлеб убирал. Когда молотьба идет, пыль летит. Ходишь под конями да под подводами, снопы мечешь, а пыль летит. Надышишься, перхаешь. Потом болеешь. Я молодая была, так переборолась. Но нет-нет, а кашляю.

Сейчас Евдокия Тимофеевна пристально следит, чтобы ее не просквозило. Надолго не открывает форточку в комнате, на улице — плотнее запахивает одежду и платок.

О молодых своих годах рассказывать не берется. Для нее отсчет времени и памяти начинается с самой страшной трагедии ХХ века.

На день начала Великой Отечественной войны Евдокии Тимофеевне исполнилось 34 года, она замужем с маленьким ребенком на руках.

– Почти пять лет под немцем жили. Ой, тяжело было. На огороде ямки повыкопали, и там сидели, в ямках этих. Чтоб на глаза не попадаться. Особенно страшно было под конец, когда наши пришли. Это было аккурат на Сдвижение, в сентябре. Наши немца гнали. Немец лютый стал, забегал. Всех убивали. Мы в ямки эти попрятались, они нас и не заметили, когда убегали. А у меня там, в ямке, коробочка была. С яичками. Я за нее переживала. Думала — найдут, меня пусть побьют. Так хоть яички уцелеют. Кто живой останется — курочек разведет.

За годы оккупации от родной деревни Евдокии Тимофеевны не осталось практически ничего. А сама она лишилась самого дорогого — родных. От болезни и голода умер ребенок. Война забрала мужа. Домом привыкла называть ту самую яму посреди огорода.

– Половину деревни сжег немец. Долго еще после войны у соседей жили. Как придется. А что делать? На три двора одна корова осталась. Одна хозяйка подоит корову, две ждут. И так по очереди. Мучились. На себе пахали. Шесть баб плуг тянут, а седьмая пашет. По гектару вспахивали. После войны лошадей нету, тракторов нету. Пока еще там все наладилось.

Первые лошади в колхозе появились только после Победы. Пригнали табун из Польши. Только вот лошади были не рабочие: породистые рысаки. Гордость кавалерии.

– Такие они были красивые! — Евдокия до сих пор восторженно охает при этом воспоминании, и следом — тяжело, горько вздыхает. — Их на работу пустили, так они и подохли. Тяжесть такую надели на них — и пахать, и возить. А они были такие красивые!

В 1953 году, когда страна восстанавливается после военных лет, объявлена всеобщая амнистия, умер Сталин, Евдокия Тимофеевна строит новый дом.

– А мой-то ребеночек в войну заболел и умер. Маленький еще был. Первого мужа тоже война убила. Я за другого пошла. У него жену немец застрелил. Оба вдовые остались, так на том и сошлись. У него, почитай, ребятишек трое мал мала меньше. Мои они стали. Я ими и успокоилась, утешилась, — Евдокия Тимофеевна подзывает свою внучку, Зинаиду Ивановну. — Зина, лет 20 как дед Максим помер? Больше уже? Нет, не помню.

Каждый раз, пытаясь посчитать членов многочисленного семейства, они сбиваются со счета. У троих детей было по два ребенка — это внуки, да у каждого внука — еще по двое ребятишек. Правнуки, те, что постарше, сами скоро жениться начнут.

– После войны первую хату поднять было тяжело. Строили вдвоем. Дети-то малые еще были, — вспоминает пенсионерка. — Вот, например, нужны были опоры, большие бревна на пол, под печку, чтобы тяжесть большую выдержать. А где их взять? Надо в лес ехать. А когда? Весь день в колхозе работаешь. И лошадей нету, как из лесу бревна привезти? Всей силы-то я да муж, вдвоем. А он на ветеринарном пункте работал. Так пришлось тайком лошадку ночью взять и в лес сходить. До утра управились, вернули лошадку под утро, пока никто не хватился.

В 1961 году, в год первого полета человека в космос, Евдокия Третейкина становится пенсионеркой. Ее трудовой стаж в белорусском колхозе насчитывает уже 30 лет.

– В 1961 году мы все там оставили и в Кузбасс приехали. У сына в Москве после учебы комната была — оставили. Тут вроде ему жилье давали. Сын — комсомолец, по путевке приехал на ударную стройку. Сначала сам тут осел, потом и нас, родителей забрал к себе. Мы жили и на 30-м квартале, и на Верхней Колонии. Там еще домов не было, снова пришлось жить уйти в землянки и бараки. Я, как приехала, сразу устроилась на работу. В аптеке была сторожем. А там бандиты лазают. Под пол подкоп делают и залезают. Там же в аптеке спирт! Я как бандитов увидела, испугалась, на них выскочила. И один мне ломом махнул по рукам. Пальцы перебил, сломал. На крики там другие сторожа в магазинах рядом проснулись. Один выстрелил, бандиты и убежали.

У пенсионерки Третейкиной — два трудовых стажа. Один — колхозный. Но по прежним законам его не засчитывали как трудовой. За десятилетия тяжелого деревенского труда ей назначили символическую выплату: 12 рублей. Так что пенсию пришлось зарабатывать заново.

— А мне соседка подсказала, хорошая женщина: говорит, брось ты все, забудь и иди заново работать. Городскую пенсию зробишь, вот тогда будет хорошо. И потому я работать пошла на санэпидстанцию. И работала еще 20 лет на одном месте. Пять печей топила и весь барак мыла. А уж в 70 лет мне тяжеловато стало управляться. Тяжелый труд. Зато теперь отдыхаю. Главное — хорошо отдыхать. А нынче пенсию снова обещали поднять. Зин? А, Зина? — снова зовет внучку бабушка. — В энтом месяце на сколь пенсию подняли-то? Обещали вроде на девять процентов. Ну, посмотрим, посмотрим.

В 1981 году — в год смерти Брежнева — 70-летняя Евдокия Тимофеевна официально ушла на заслуженный отдых, отработав в общей сложности полвека.

– По дому все делаю сама. Огурцы, помидорки солю. Внуки приносят, а я в баночки закатываю. Готовить на кухне люблю. Гулять люблю. Выносливость у меня, — смеется Третейкина. — Доктора удивлялись. Я тогда сильно заболела. Камень в печени у меня образовался. А мне уж и лет-то было где-то под 80, или 70, чуть поменьше. Но при Союзе еще. Мне тут доктора боялись операцию делать. Они мне говорят: «Бабушка, ты старенькая уже. Ты операцию не выдержишь». А мне чи так помирать, чи эдак. Я табуреточку поставила перед доктором и давай на нее подниматься и спускаться. Прыгала с нее. 60 раз прыгнула. И доктор говорит: «Ну, ты, значит, сможешь операцию вытерпеть». Доцента позвали меня резать. И вот — живая до сих пор.

Свою необычную выносливость долгожительница объясняет просто: надо работать, нельзя лениться и необходимо всегда много двигаться. Без движения она не проводит и дня даже в своем почтенном возрасте. Утренняя зарядка — это как минимум.

– Вот мое упражнение. На кружок встаю и кручусь, — смеясь, показывает бабушка на «диск здоровья» — гимнастический тренажер. — Не верите? Могу показать. Или вот еще! — бабушка закладывает руки за голову и начинает выполнять классические подъемы туловища на пресс: ложится и встает за счет прямой мышцы живота. — И так 10 раз! — гордо улыбается она. — А если отдохну чуток, потом делаю так: упираюсь на пальцы и ложусь на пол, потом поднимаюсь с пола. Тоже 10 раз. Но на кружочке больше всего люблю.

В 2000 году уходит в отставку президент Ельцин, а Евдокия Тимофеевна справила себе первые очки. До этого проблем со зрением у нее не возникало.

– С соседкой чуть не поругались. Я ей говорю: чтобы ко мне больше не ходила, — в шутку строжится Третейкина. — А то она меня ругает: вот, ты так долго живешь, куда тебе столько? А ей завидно: она меня сильно моложе, а ей уже операцию на глаза сделали. А у меня зрение хорошее. Я ей и говорю: ты что же, хочешь, чтобы я ослепла? Не дождетесь! Шуткуем мы так с нею, — смеется Евдокия Тимофеевна. — У меня в роду никого слепых нету. Только вот, сейчас, недавно стало чуть портиться. Когда вяжу, уже прищуриваться надо. Надо к доктору съездить, сделать очки посильнее.

Евдокия Тимофеевна показывает свое рукоделие: теплые шерстяные носки, домашние коврики-половички, накидку на диван.

– Самое хорошее не показать, я внукам раздала. Себе оставила что поплоше, мне и так сойдет.

В 2015 году Евдокия Третейкина официально становится самой взрослой жительницей Кузбасса. Она отметила свой 110-летний юбилей.

– Бабуля, а чего вам сейчас больше всего хочется?

– Вот руками-то я могу все делать. И хочется что-то руками делать, да вот ноги подводят: долго стоять не могу. Коленки. Вот хочу, чтобы ноги не подводили.

Ее квартира — на пятом этаже. Лифта нет: типовая панельная пятиэтажка «хрущевской» застройки. Евдокия Тимофеевна хоть и жалуется на ноги, но в магазин ходит сама. Если, конечно, погода хорошая.

– Пешочком. Как тут иначе? Раньше поднималась по три ступеньки без отдыху. А нынче — только две пройду, остановлюсь. На палочку опираюсь, подышу. Дальше иду, еще две ступеньки. Не спешу. А куда мне спешить?

– А что вам нужно для хорошего настроения?

– А для хорошего настроения я в чай себе добавляю ложечку коньяка, — смеется Евдокия Тимофеевна и озорно подмигивает. — Только сначала надо с тонометром посоветоваться. Если давление и так высокое — то ни-ни.

Пенсионерка любит покушать. Хотя непривередлива, а пищу предпочитает простую и натуральную — привычка еще из крестьянской молодости. Единственной особенностью ее рациона можно назвать недоверие к жареным продуктам. Все больше или свежее или вареное.

– А без вареного я не могу. То курочку сварю, то еще чего. Все кушаю. Лук в суп покрошу и варю. Сырой не могу яси. Бульончики кушаю. Ботвиньи наварила нонича, кушать буду. Поствую нонче. Пост. Но я поствую этот год всего неделю. Полностью не хватает сил — уже вредно полный пост блюсти. А из вкусненького я люблю капусту квашеную. Бывает так захочется, схожу в магазин, куплю кочанчик, сама засолю и пока она еще в соку, кушаю. Во! — Евдокия Тимофеевна поднимает вверх большой палец. — А конфетки люблю с чаем, но только чтобы они были некрепкие.

Некрепкие — значит, мягкие, с нежной начинкой. Чтобы меньше жевать. В идеале — «Птичье молоко».

– Теперь бы мне пожить, — вздыхает она, прихлебывая чай, сдобренный ложкой облепихового варенья (сама варила). — А вот здоровья не хватает. Сейчас жизнь спокойная. Сижу, телевизор смотрю. Покушать делаю. Три раза в неделю ко мне женщина из соцзащиты ходит. По праздникам из администрации приходят, гостинчики приносят. Внуки ко мне ходят. Весна придет, дорога оттает, можно будет на дачу ехать. Там баня. Ой, люблю париться! На Чистый четверг в бане напаримся, а неподалеку — озеро, если лед уже сошел, то мы выбегаем и окунаемся. Нынче я не окунаюсь, а вот ребятишки — да, они научились, — ребятишками она называет внуков и правнуков.

Телевизор в углу — из новомодных, с широким экраном. Как раз на 110 лет внуки бабушке подарили. Аппарат хороший, но показывает с помехами: антенна еще комнатная, не успели протянуть общий кабель. Пульт лежит далеко: бабушка все равно редко переключает программы. Ждет федеральные «Новости».

– Я вот сейчас смотрю телевизор, на Украине война. А у меня там младшая дочь. Телевизор показывает: стреляют, бомбят, у меня аж голова заболела, давление поднялось. Переживаю. Ну что им там воевать? Уж 70 лет как Победа, а они все воюют. Да когда же война кончится?

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе